Московский «Локомотив» — кладезь всевозможных историй, связанных с судебными тяжбами и разбирательствами. «Дело Глушакова» и «дело Григорьева», отступные для Билича и слухи о причинах расставании с Красножаном, спор с Денисом Лахтером из-за Родолфо и уход Кучука, отказ Сапатера и самовыкуп Баши и ещё много всего интересного.

Обо всём об этом корреспонденты «Чемпионата» Денис Целых и Иван Карпов пообщались с теперь уже бывшим директором «Локомотива» по правовым вопросам Евгением Кречетовым, который покинул клуб 12 апреля. 12 лет Кречетов возглавлял юридический департамент «железнодорожников» и занимал место ответственного секретаря совета директоров клуба. Поэтому первый вопрос, что логично, прозвучал на тему причин расставания с «Локо».

«Уговорил Билича снизить отступные на миллионы евро»

— Вы работали в «Локомотиве» 12 лет и теперь ушли. Почему? Что случилось?

— Ничего особенного и сенсационного. Просто настало время. Если в двух словах — я засиделся на своём месте. Я 12 лет занимал одну и ту же должность в одной и той же организации. Должно быть какое-то движение? Либо вверх, либо горизонтально.

— Как на ваше желание расти отреагировала Ольга Смородская?

— Первый разговор у нас был ещё в июле прошлого года. Я озвучил свои аргументы. Сказал: «Я уже 11 лет в клубе без каких-либо шансов на продвижение и рост». В таких случаях всегда возникает вопрос — что дальше? Я сказал, что хотел бы заняться частной практикой. При этом оставить «Локомотив» в качестве якорного клиента, по крайней мере на первое время. Тогда Ольга Юрьевна это предложение не поддержала, сказала, что не готова меня отпустить. Поэтому в течение следующих восьми месяцев я постепенно передавал свои дела в клубе другим людям. Часть полномочий перешла к сотруднику юридического подразделения Дарье Горловой, другая в спортивный департамент, к Алёне Сухоруковой.

— Частная практика — это как у Михаила Прокопца, который ведёт дела разных футболистов и клубов?

— Да, примерно так. В любом случае останусь в спорте.

— Расстались с «Локомотивом» спокойно, без претензий?

— Абсолютно. Я поблагодарил Ольгу Юрьевна за те пять лет, что мы совместно с ней отработали. Это был интересный опыт.

— То есть слухи, что вас якобы уволили из-за проигранного «Нике» «дела Глушакова», беспочвенны?

— Абсолютно. Мне позвонил корреспондент газеты и спросил: это из-за Глушакова? У нас в клубе так сложилось, что мы не выносим лишние сведения о своих делах. Поэтому, когда в прессе проходит информация про «полтора» неудачных дела, складывается ощущение, будто у нас всё плохо. А ведь дела, в которых мы за 12 лет потерпели неудачу, можно пересчитать по пальцам одной руки.

— Пересчитайте.

— Из громких это — Глушаков, разумеется, и «дело Григорьева».

— Кучук?

— Это не моё дело, им занимался адвокат Евгений Резник из компании «Гриднёв и партнёры». Ольга Юрьевна решила, что в данной ситуации лучше пригласить стороннего юриста.

— Как бы то ни было, его «Локомотив» проиграл.

— Бывает. Не касаясь «дела Кучука», тема расставаний вообще отдельная. Расставания чаще всего происходят по инициативе клуба, поэтому у тех, с кем расстаются, обычно изначально более сильные позиции. Вы чего-то хотите — вам и платить за это. Тем не менее, до этого нам всегда удавалось найти компромисс.

— Например?

— Ну, например, в ситуации с Биличем. В процессе переговоров, которые я вёл, мы снизили итоговую сумму отступных более чем существенно.

— Насколько?

— Не буду называть цифры в чистом виде, но клуб сэкономил сумму, измеряемую в миллионах евро.

— Как оговариваются конкретные суммы компенсации за досрочный разрыв контракта?

— Это очень интересная штука. Часто встречаю в комментариях болельщиков следующую позицию: куда смотрели юристы, подписывая контракт с тренером? Почему не прописали там конкретные условия, вроде: не попадаешь в тройку — пошёл вон без компенсации?

— Для людей, не погружённых в процесс, эти вопросы выглядят логичными.

— Как сказал классик: любой договор — продукт полного непротивления сторон. Была бы возможность включить такой пункт в договор — тренеры бы нам ещё и доплачивали по итогам. Но ведь все умные, все приходят с агентами и юристами, все читают и торгуются — логично, что в контрактах появляются условия о компенсации.

— У Билича была самая большая компенсация за те 12 лет, что вы работаете в клубе?

— С точки зрения конкретных механизмов расчёта она была обычной. Билич должен был получить столько, сколько ему положено было, отработай он свой контракт до конца. Но если учесть, что контракт у него был длительный и при этом большая зарплата, то сумма компенсации действительно была самой значительной.

— Как убедили Билича снизить аппетиты?

— Мы заложили свои мины в контракт. К примеру, опцию перевода во вторую команду. Это не было бы отстранением от работы. Билич продолжал бы трудиться в «Локомотиве», но не в роли тренера первой команды.

— Это и стало решающим аргументом?

— Это было одним из аргументов. Когда пришло время расставаться, меня направили на переговоры со Славеном, мы встречались в гостинице «Украина». Провели там полдня. Я ему описал перспективы. Взвесив все за и против, Билич принял решение пойти на уступки.

«Красножан вышел и зашёл в здание РЖД — инкогнито»

— Давайте мы попробуем предположить, по ходу какого разбирательства вами было потрачено больше всего нервных клеток.

— Давайте.

— История с Красножаном. Нет?

— Там разбирательства не было, да и я бы не сказал, что по потерям нейронов эта история чем-то кардинально отличалась от других.

— Это дело покрыто тайной…

— (Перебивает.) Скорее не тайной, а некими слухами. Появился слушок про сданный матч. С таким же успехом могла появиться информация, что Красножан по ночам пьёт кровь невинных младенцев. Клуб никогда об этом не говорил. А что касается тренера, то не он первый, не он последний, к кому имелись претензии со стороны руководства. Во всех клубах так время от времени происходит.

— Кто придумал хитрую формулировку увольнения — «за допущенные упущения в работе»?

— Она была выработана по итогам совета директоров, где рассматривались претензии клуба, и Юрию Анатольевичу, естественно, дали возможность также донести свою позицию. Совет директоров никогда не принимал решений за спиной. Красножан присутствовал на заседании, высказывал свою позицию. Кстати, выводили мы его тогда через дальние подъезды РЖД, чтобы он не попал в руки прессы, которая дежурила у центрального входа. Он зашёл и вышел — инкогнито.

— Как решили вопрос с компенсацией?

— Как всегда, с помощью переговоров.

— То есть ему заплатили?

— Я этого не сказал. Мы обсудили условия расторжения, и, как вы видите, никаких споров относительно этого нет. То есть не «Локо» расторг в одностороннем порядке контракт с Красножаном, а клуб и тренер достигли соглашения по расторжению контракта.

— А от чего зависит, сколько в итоге получит тренер?

— От того, насколько сильна твоя позиция. Если в контракте прописан миллион компенсации и вы на миллион процентов уверены, что за вами нет никакого греха и к вашей работе не придраться, вы никогда не пойдёте на то, чтобы получить 500 тысяч. Поэтому если люди идут на переговоры, значит, на то есть свои причины.

— Условно, тот же Билич ведь согласился на существенное снижение компенсации, хотя в истории с его увольнением никаких тёмных дел не фигурировало.

— Тёмных не было, но были другие аргументы. Да и наличие или отсутствие предложений о другой работе тоже влияет. Одно дело, когда ты отправляешься на улицу, другое, когда тебя где-то ждут и стоит вопрос, устраивать себе чёрный пиар и биться с клубом до последнего ради денег, которые не факт что получишь, или согласиться на предложенные условия расставания.

«На итоги по «делу Григорьева» повлияли политические мотивы»

— «Локомотив» во всех делах пытается идти до конца. Это принципиальная позиция клуба?

— Клуб пытается идти до конца там, где видит хоть какие-то перспективы. Было не так уж много громких дел, когда мы шли «до конца». Из известного это всё те же Григорьев и Глушаков.

— Давайте сначала о первом. Многие удивлялись, почему «Локомотив» тратил столько сил по делу игрока, не имевшего тогда никакого отношения к клубу.

— Это антипод дела с лимитом на легионеров, который в своё время нарушил «Зенит» в матче с «Локомотивом». Бывший президент клуба Николай Алексеевич Наумов потом говорил, что он пожалел о решении не идти до конца и защищать свои права в CAS. Болельщики удивлялись, почему «Локо» не боролся. С Григорьевым возникла в чём-то похожая ситуации. Мы сыграли с командой, за которую выступал игрок, заявленный, по нашей информации, позже установленного срока. По сути, как и в случае с «Зенитом», у нас не было никакой гарантии, что мы выиграем. Дело абсолютно уникальное, до этого таких не было — мы всё перерыли. Был шанс, могли и выиграть. Решили попробовать.

— Чего не хватило, чтобы добиться победы?

— Из решения следует, что РФС и федерация футбола Ростовской области представили паспорт игрока (который, пардон, они сами же и делают), в котором было указано, что Григорьева зарегистрировали вовремя, то есть до закрытия трансферного окна 10 марта, что CAS посчитал убедительным доказательством.

— На чём строилась позиция «Локомотива»?

— Ну, у нас-то не было доступа к документам. Наша позиция строилась на бесконечных опросах, интервью, в том числе телевизионных. Например, на послематчевых словах главного тренера «Ростова» Олега Протасова, где он сказал, что Григорьева позволили дозаявить только накануне игры. Были интервью руководства клуба, самого Григорьева, наконец, большое интервью спортивного директора РФПЛ Игоря Мещанчука, который занимался регистрацией футболиста. Плюс информация с сайта Премьер-Лиги, где было чётко указано, что Григорьев зарегистрирован 1 апреля. Вдобавок ваш коллега Артём Локалов дал нам аудиозапись интервью с Мещанчуком, где он на протяжении пяти минут повторял, что лига зарегистрировала Григорьева только вчера и раньше они это сделать не могли, потому что имел место незавершённый спор между «Ростовом», «Митосом» и «Спартаком».

— Серьёзная база.

— Казалось бы, мы всё разложили по полочкам. Тем не менее CAS постановил, что доказательства, представленные РФС и футбольной федерацией Ростовской области, убедительны, потому что это документ, а не интервью, в которых люди высказывают мнение, поэтому могут ошибиться и что-то напутать. К тому же из регламента по статусу и переходам футболистов было не очень ясно, что же такое «регистрация». Этого, по мнению суда, мог не понимать в том числе Мещанчук. Так написано в решении. Конечно, это лишь моё частное мнение, но мне кажется, что наши требования не были удовлетворены по, скажем так, политическим мотивам.

— Это как?

— Наше заседание в CAS началось с вопроса — цель вашего иска, зачем вам это надо? Нужно понимать, что «дело Григорьева» должно было состоять из двух отдельных дел. Первое, что мы хотели — признать незаконной регистрацию игрока. И если бы это случилось, тогда инициировали бы второе разбирательство – о том, что в матче с нами принял участие незаконно зарегистрированный футболист. Я допускаю, что европейские арбитры взвесили возможные последствия. К тому моменту чемпионат России уже закончился, и если признать, что игрока в самом начале заявили незаконно, то во всех матчах, в которых принял участие Григорьев, «Ростову» логично было бы присудить технические поражения. То есть последствия нарушения несоразмерны тому нарушению, которое, возможно, было допущено.

— Как казалось со стороны, для Смородской было делом чести выиграть это дело. Она сильно переживала, что это не получилось?

— Сильно. Понимая важность этого дела и его уникальность, мы наняли одного из лучших в мире спортивных адвокатов — Хуана Креспо, который вёл огромное количество известнейших дел. К примеру, «дело Матузалема». Он же, кстати, работал над делом «Спартака», в котором я тоже имел счастье поучаствовать, но там всё было проще и понятней изначально. Поскольку на тот момент уже был прецедент — дело между будапештским клубом МТК и миланским «Интером». Итальянцы так же «утащили» игрока, проведя его через клуб низшего мальтийского дивизиона. Но там он хотя бы 15 дней потренировался, прежде чем уйти. А тут, как было установлено, Григорьев даже не успел познакомиться с главным тренером. То есть «Митос» очевидно использовали как «прокладку».

В общем, было обидно. Тем более что ни в одно другое дело при мне мы не вложили столько труда, сколько в это. Лично я убеждён, что на момент закрытия трансферного окна никакой записи о регистрации Григорьева там не было. Но в CAS представили документы, свидетельствовавшие об обратном.

«Показания Филатова и Глушакова в деле с «Никой» стали решающими»

— Какими аргументами оперировал «Локомотив» в «деле Глушакова»?

— Когда в далёком 2005 году брали Глушакова из «Ники», в контракте было прописано, что в случае дальнейшей продажи игрока этот клуб получит свой процент со сделки (по данным «Чемпионата», это 15 процентов). Когда Денис перешёл в «Спартак», возник вопрос с оплатой. Но был важный нюанс. В 2006 году, через полгода после перехода в «Локо», Глушаков был бесплатно отдан в ростовский СКА, откуда спустя 4,5 месяца вернулся в Москву абсолютно свободным агентом. «Ника» доказывала, что это была аренда, несмотря на то что всё было оформлено как постоянный переход. Мы настаивали на своей версии.

— Почему же тогда дело было проиграно?

— На мой взгляд, решающими стали две вещи. Первая — сам Глушаков дал показания, что он уходил в аренду. Футболист не знал, как всё это оформляется, но, думал, что это так, потому как никогда не мог бы себе представить, зачем иначе переходить из клуба Премьер-Лиги во второй дивизион. Во-вторых, показания дал Валерий Николаевич Филатов, который в те годы был президентом клуба. Он тоже подтвердил, что это была аренда. И делалась она через постоянный трансфер не для того, чтобы впоследствии уйти от возможных выплат, а банально потому, что у СКА тогда был перебор с числом арендованных игроков и они не могли взять Глушакова в аренду.

— То есть формально «Локомотив» прав. Почему же тогда CAS принял иное решение?

— А CAS не подходит к решениям сугубо формально. Они учитывают даже косвенные доказательства. Поэтому в данном случае суд решил, что доказательств аренды было больше.

«Агенты Н'Дойе пребывали в истеричном состоянии»

— Вернёмся к другой теме. До Диарра и Буссуфа в «Локомотиве» были игроки, столь же грубо нарушавшие дисциплину?

— Самый главный пример — Шарлес, который находился в аренде в Бразилии до окончания 2011 года. Затем он должен был вернуться и присоединиться к команде, но не сделал этого. Спустя какое-то время на связь вышел агент игрока и заявил, что семья Шарлеса категорически против возвращения в Россию и приезжать он не хочет.

— Как поступили вы?

— Мы пытались достичь соглашения. Шарлес даже прилетал в Россию, окружённый агентам и юристами. Говорили о «самовыкупе», но его в результате не случилось. Поэтому мы обратились в ФИФА, который обязал Шарлеса заплатить компенсацию за неправомочное расторжение контракта.

— Сколько?

— Я не могу разглашать цифры, но это шестизначная сумма. Кстати, это дело закончилось только во второй половине 2014 года, что лишний раз подтверждает факт длительных сроков при разбирательствах в ФИФА. Однако по Диарра, как видите, спор был рассмотрен удивительно быстро, видимо, из-за имени футболиста.

— Если продолжать разговор об агентах, расскажите, за что отсудили € 700 тысяч у Дениса Лахтера?

— Правильнее сказать, что сам Лахтер пытался взыскать с нас эту сумму за два действия в рамках контракта с Родолфо. Сначала сопровождение его первоначального прихода в клуб, а затем переподписание с ним в 2010 году договора.

— Почему Лахтер не мог рассчитывать на эти деньги?

— Потому что его требования не были надлежащим образом подкреплены документально и мы доказали в ФИФА, что «Локомотив» не обязан ему платить за услуги. Есть, например, его подпись на контракте Родолфо, но нет чёткого понимания, чей он агент. Мы полагаем, что он агент Родолфо и тот факт, что бразилец от него открестился, не означает автоматически, что это наш агент. Лахтер говорит, что действовал от клуба, а мы говорим, что от игрока. В конце концов, в этой сделке принимал участие ещё один клуб — «Динамо» Киев. Когда Родолфо только приехал из Бразилии на Украину и заключил контракт с киевлянами, на нём также стояла подпись Лахтера. Почему не предположить, что он действовал от лица «Динамо? На таких нюансах и строится дело.

— Смородская упоминала неадекватного агента Даме Н'Дойе, который появился в последний момент и
потребовал себе баснословные деньги за переподписание контракта. Действительно странный персонаж?

— В конце 2013 года мы пытались переподписать с Н'Дойе. Мы тогда ездили с Ольгой Юрьевной в Лондон и встречались с агентами сенегальца. Важный момент, с 1 января 2014 года вступал в силу новый регламент по деятельности агентов, который запрещал выплаты агентам за продление договора. И поскольку Н'Дойе уже тогда был настроен перебраться в более сильную лигу, а мы хотели сохранить игрока, то давили на агентов всеми доступными способами, в том числе и с помощью этого нововведения. Мол, можем вернуться к этому вопросу и летом, но с 1 января нам будет запрещено платить агентскую комиссию. Поэтому либо решайте вопрос сейчас, либо потом вам придётся решать вопрос о комиссии с игроком. Это оказалось очень действенным способом влияния. Агенты пребывали в истеричном состоянии, названивали даже по ночам — мол, мы вот-вот дожмём Н'Дойе. Но, к сожалению, не дожали.

«Сапатер отрабатывает свой контракт как часы»

— Были в вашей практики детективные истории?

— Детективные это как – со слежками и погонями? (Улыбается.) Нет, такого не было. Но весьма любопытным был эпизод, как мы не подписали Стивена Дефура из «Стандарта».

— Расскажите.

Наши требования в «деле Григорьева» не были удовлетворены по, скажем так, политическим мотивам.— Предварительно всё обсудив с бельгийцами, мы полетели к ним с Алексеем Зининым (бывший директор «Локомотива» по развитию. – Прим. «Чемпионата»). Сначала встретились с агентом игрока, утрясли все детали. Потом поехали к главе «Стандарда», где на редкость быстро и легко договорились, тут же сделали контракт, потому что имелась доверенность, и подписали его. Затем вместе с агентом Дефура встретились с самим игроком, пообедали — он весь сиял и был очень рад переходу. В общем, разошлись на том, что как можно быстрей бежим в Россию. Сделали визу ему и его супруге, которую они даже успели получить в российском консульстве в Бельгии. После этого игрок должен был приехать в Москву, пройти медобследование, и мы заключали бы контракт. Но за пару дней до прилёта началось странное. Сначала мы почувствовали какие-то едва уловимые интонации в телефонном разговоре с агентом. В общем, был повод насторожиться. А потом агент вообще перестал брать трубку.

— Ну так детектив же!

— Мы начали наводить справки. И через наши каналы узнали, что Дефур на грани подписания соглашения с «Порту». Вот это было обидно. На такой стадии, когда всё до мельчайших нюансов было оговорено и оставались только формальности, у нас ещё сделки не срывались. К слову, Дефур был потом не очень счастлив в Португалии и впоследствии вернулся на родину.

— Сапатер уже давно не играет за «Локомотив», но исправно получает зарплату. Это противоречие можно было как-то разрешить?

— Это уникальный случай, когда возможностей нет. Клуб над этим много работал — Сапатеру неоднократно предлагались варианты по продолжению карьеры, но от всего он отказывался. При этом Сапатер честнейшим образом отрабатывает свой контракт, как часы. Он никогда никуда не опаздывает, у него нет к нам никаких претензий. Сказали тренироваться отдельно — без проблем. Просто человек никуда не хочет ехать, а хочет досидеть контракт до конца. Складывается впечатление, что дальнейшая карьера его ничуть не беспокоит. Это удивительно.

— Возможно, это последний в его жизни большой контракт.

— Понимаете, какая штука — ему предлагали ведь переход и без потери в деньгах. Но он твердил в ответ, что его всё устраивает в Москве. И так как мы не предлагали ему переход ни в один из столичных клубов, то перебираться куда-то ещё он категорически отказывается.

«Баша планировал выкупить себя через три года изначально»

— Самые удивительные просьбы по личным условиям контракта, которые вы слышали?

— Любопытный случай произошёл, когда агент одного игрока, так и не появившегося в клубе, попросил для своего клиента «Бентли» и, заметив удивление, спросил: а что такого, мальчик любит хорошие машины! Это был футболист из Турции.

— Игроки регулярно просят бесплатные авиабилеты.

— Это стандартная опция.

— Сколько билетов выдаётся на игрока?

— Зависит от семьи футболиста. Если он один, то ему выдаётся два, максимум четыре билета в год. А если у игрока большая семья, то он может получить и восемь билетов на всех.

— Неужели для того же Чорлуки не было сделано исключений?

— Нет. Особых перегибов обычно и не бывает. Ведь, несмотря на конфиденциальность, в команде друг про друга все знают — кто сколько зарабатывает, кому сколько чего дают. Поэтому когда одному даёшь что-то принципиально отличающееся от других, то это бомба замедленного действия.

— Можете вспомнить необычные случаи с непродлением контракта?

— Известнейший случай с Марко Баша, который сам себя выкупил. Причём планировал это ещё при подписании контракта с «Локомотивом». Изначально поставил жесточайшее условие, причём настолько, что если бы мы его не согласовали, то Баша готов был сразу прервать переговоры и улететь обратно во Францию. В его контракте были прописаны запретительные отступные на первые три года действия соглашения, после чего он получал право самовыкупиться за адекватные деньги, что он и сделал, перейдя в «Лилль». Так что ушёл Баша небесплатно, и сумма выкупа измерялась в миллионах евро.

«Максимально возможный расчётный убыток за три года — это € 45 млн»

— Несколько вопросов о финансовом фэйр-плей – головной боли многих клубов, и в том числе «Локомотива». УЕФА вроде бы хотел смягчить позицию по этому вопросу относительно российских клубов. В чём причина?

— «Смягчить» — немного неправильное слово. УЕФА учитывает такой фактор, как существенное изменение курса валют. Но пресловутый критерий безубыточности считается не за один, а за последние три года. А проблемный с точки зрения валюты только один год — 2014.

— Возможные последствия часто рассматриваются в контексте наказания «Манчестер Сити» и «ПСЖ» на € 60 млн каждого.

— Меня всегда удивляло, почему обращают внимание только на эти миллионы. Ведь никто не предлагает взять, вынуть из клубной кассы эти деньги и отдать УЕФА. Штраф накладывается на те средства, которые УЕФА должна клубу за участие в еврокубках. И сумма зависит от клубного заработка в Лиге чемпионов или Лиге Европы. Именно поэтому у «Зенита» эта сумма больше, а у «Анжи» меньше. Плюс там есть и другие санкции, которые, по моему мнению, куда важнее. Ограничение заявки в еврокубках 22 игроками, запрет на рост фонда оплаты труда на ближайшие три года и положительное сальдо трансферов, то есть когда нельзя покупать, не продавая. Это, на мой взгляд, куда более существенные меры, чем недополученная прибыль от УЕФА.

— Какая вероятность, что «Локомотив» столкнётся с этими санкциями?

— Я вижу, что правила очень жёсткие и пока проверяемые клубы им не соответствуют. Так что если появятся санкции в отношении «Локомотива», это не будет чем-то уникальным. Это случится не потому, что «Локо» плохо работает, а потому что используется специфическая система оценки. Кстати, насколько мне известно, УЕФА уже задумался о том, что она не идеальна и что настало время что-то менять.

— В чём суть системы безубыточности, соблюдения которой и требует финансовый фэйр-плей?

— Это даже не настоящая безубыточность. Условно говоря, если клуб заработал 100 рублей и потратил 100 — это не значит, что он вышел в ноль и соблюдает правило. УЕФА по своему специфическому усмотрению решает, какие из этих доходов релевантны, то есть сколько из них соответствует рынку. Грубо говоря, есть у условного «Динамо» условный спонсор ВТБ, от которого клуб получает 100 рублей. И вопрос в том, что если вдруг ВТБ уйдёт — смогут ли динамовцы найти на свободном рынке такой же контракт или его стоимость завышена? Вот они считают, какова рыночная цена спонсорского пакета клуба. Эта рыночная цена и является релевантным доходом по мнению УЕФА. Проблема этой системы в том, что она очень усреднённая. Одинаково считают, какова стоимость рекламы в Германии, Англии и в России, без скидок на условия. А это неправильно

— Сколько нужно сэкономить «Локомотиву», чтобы не попасть под санкции?

— Максимально возможный расчётный убыток за три года — это € 45 млн.

Вместо P.S.

— Два вопроса на десерт. Вы пять лет работали бок о бок со Смородской. Можете нарисовать её словесный портрет как руководителя?

— Ольга Юрьевна — человек умный, сильный, умеющий держать удар. Это человек, глубоко убеждённый в своих убеждениях, если так можно выразиться. Если она в чём-то уверена, то это железно. Нужно отдать ей должное, она умеет убеждать вышестоящее руководство в своей правоте.

— Вы 12 лет отработали в «Локомотиве». Хотели бы когда-нибудь вернуться туда?

— В том же качестве, очевидно, нет. В одну реку нельзя зайти дважды.